Фото (Кабар Азия)

Приход к власти Талибан в Афганистане и угрозы терроризма в Центральной Азии

«Единственным фактором, повышающим вероятность увеличения террористических атак, является неэффективность проводимой политики центральноазиатских правительств по борьбе с радикализацией и насильственным экстремизмом. Проблема неправильно диагностирована и, следовательно, неправильно решается в течение многих лет», – отмечает независимый исследователь Нурбек Бекмурзаев в своей статье для CABAR.asia.


Самой важной новостью августа 2021 года в мире стал стремительный крах афганского правительства и захват Афганистана талибами. Как непосредственные соседи Афганистана, страны Центральной Азии оказались в опасной ситуации с точки зрения безопасности, аналогичной той, что была в 1996 году, когда талибы впервые захватили Афганистан и превратили страну в рассадник международного терроризма. В результате захвата и первого правления талибов в Афганистане Центральная Азия стала объектом многочисленных террористических атак и испытала на себе тяжелые последствия их правления. Таким образом, их возвращение к власти вызвало серьезную обеспокоенность в плане безопасности, в связи с угрозой распространения экстремистской идеологии и роста числа террористических атак в Центральной Азии.

Эта статья посвящена проблеме безопасности и попытается ответить на следующий вопрос: будет ли в Центральной Азии наблюдаться рост террористической активности в результате захвата талибами власти в Афганистане?

Боевики Талибана берут под контроль президентский дворец 15 августа 2021 года после того, как президент Афганистана Ашраф Гани бежал из страны. Фото: AP/Zabi Karimi

Повторится ли история?

Три страны Центральной Азии: Таджикистан, Туркменистан и Узбекистан, разделяют сухопутную границу с Афганистаном протяженностью 2,387 км.[1] Проблемы, связанные со слабой охраной этих границ, проявили себя в период с 1996 по 2001 год, когда талибы правили Афганистаном и предоставляли убежище террористическим организациям, имеющим корни в Центральной Азии. Исламское движение Узбекистана (ИДУ) воспользовалось этой плохо охраняемой границей и провело целый ряд терактов в начале 2000-х годов в Кыргызстане, Таджикистане и Узбекистане.[2] Власти и жители стран региона все еще помнят об этих террористических, и возвращение талибов к власти в Афганистане вызвало оправданную обеспокоенность угрозой новой серии угрожающих террористических атак в Центральной Азии.

Прошло чуть более полугода с момента прихода талибов к власти, и пока рано делать какие-либо окончательные выводы по этому поводу. Действительно, проще всего в этой ситуации было бы оглянуться на прошлое и заявить, что приход к власти талибов, несомненно, окажет деструктивное воздействие на Центральную Азию с точки зрения роста экстремистской идеологии и террористической активности.

Однако принятие любого решения на основе этого легкодоступного ответа означало бы игнорирование периода времени в двадцать лет (2001-2021 гг.), в течение которого талибы, террористические организации, базирующиеся в Афганистане, страны Центральной Азии, геополитический ландшафт в регионе и ситуация с безопасностью –  все значительно изменилось. Поэтому ожидать повторения событий двадцатилетней давности было бы серьезной ошибкой в ​​отношении прогнозирования возможного развития событий.

Предоставление реалистичного и обоснованного ответа на поставленный выше вопрос и точный прогноз ситуации требует комплексного подхода, учитывающего различные факторы. В связи с этим можно выделить три основных фактора, которые будут определять угрозу усиления террористической активности в Центральной Азии, исходящую из управляемого талибами Афганистана.

Угрозы, исходящие от террористических организаций в Афганистане

Во-первых, многое будет зависеть от террористических организаций, имеющих связи с Центральной Азией, которые в настоящее время базируются в Афганистане. Согласно отчету ООН за 2021 год, в Афганистане находится более 10,000 иностранных боевиков, принадлежащих к различным террористическим организациям, таким как ИДУ, Союз исламского джихада (СИД), Исламское государство-провинция Хорасан (ИГПХ), Аль-Каида, Катибат Имам аль- Бухари (КИБ), Катибат Таухид валь Джихад (КТДж) и Джамаат Ансарулло (они официально признаны террористическими организациями в странах Центральной Азии, их деятельность запрещена законом – прим. ред.).[3] Присутствие такой большой группы иностранных боевиков на слабо контролируемой территории, где в некоторых случаях правит их союзная террористическая организация, действительно усилило опасения по поводу возможности усиления террористической активности в Центральной Азии.

Однако, одного присутствия этих террористических групп в Афганистане недостаточно, чтобы делать какие-либо серьезные выводы. Их опыт, планы, членская база, оперативные возможности и отношения с талибами являются важными факторами в определении степени угрозы, которую они представляют для правительств и жителей Центральной Азии. Что требуется в этом случае, так это анализ всех террористических организаций с предыдущей историей и текущими возможностями, степенью автономией и целями для совершения террористических атак в регионе. В частности, объектами анализа являются ИДУ, СИД, ДжА, КИБ, КТДж и Исламское государство-провинция Хорасан (ИГПХ).[4] В действительности, эти организации трансформировались, сменилось их руководство, и их цели изменились в соответствии с их ресурсами и доступными им возможностями.

Баткен, Кыргызстан. Именно в этой местности боевики ИДУ предприняли несколько вооруженных вылазок из Таджикистана в 1999 и 2000 годах. Фото: Azattyk

Самая известная террористическая организация Центральной Азии – ИДУ, сейчас находится в весьма затрудненном положении. ИДУ уже не является такой грозной силой, как двадцать лет назад, когда его члены устроили хаос в Кыргызстане, Таджикистане и Узбекистане серией взрывов, вооруженных вторжений и похищений людей в начале 2000-х годов.[5] Первоначальные основатели ИДУ Тахир Юлдашев и Джума Намангани давно умерли. В 2015 году талибы убили лидера ИДУ Усмана Гази и несколько сотен членов ИДУ за то, что они присягнули на верность лидеру Исламского государства (ИГ) Абу Бакру аль-Багдади и, таким образом, встали на сторону злейших врагов талибов.[6] Без лидера и с небольшой членской базы, состоящей всего из 150 человек, включая женщин и детей, и под строгим контролем талибов, очень маловероятно, что ИДУ сможет перегруппироваться и восстановить былую мощь и потенциал для совершения каких-либо серьезных атак в Центральной Азии.[7]

Некоторые террористические организации, имеющие связи с Центральной Азией, не представляют непосредственной угрозы для региона, хотя и обладают потенциалом и членской базой для таких целей. Это группы КИБ, КТДж и ИГПХ. В отличие от ИДУ и ДжА, которые руководствовались ненавистью к режимам покойного И. Каримова и Эмомали Рахмона и стремились к их свержению, связанные с «Аль-Каидой» КИБ и КТДж, состоящие в основном из этнических узбеков, таджиков и уйгуров, идеологически и физически интегрированы в мировой джихад с целью создания глобального халифата и в настоящее время ведут борьбу против войск Асада и иранскими ополченцами в сирийской провинции Идлиб.[8] На данный момент эти террористические организации сосредоточены на грандиозном джихаде, направленном на построение транснационального государства и вовлечены в военные конфликты за рубежом. Центральная Азия не кажется сейчас приоритетным полем битвы для этих групп.

Это не означает, что Центральная Азия не станет мишенью для этих организаций, а лишь подчеркивает тот факт, что проведение терактов в регионе не входит в число их приоритетов в данное время. ИГПХ, в состав которой также входит значительное количество иностранных боевиков из Центральной Азии, с момента своего создания в 2015 году, подвергалась сильным атакам как со стороны афганской армии, так и со стороны талибов. Сейчас его члены разрознены, оперативные возможности сильно ограничены, а перспективы набрать обороты ничтожны. Эти факторы ограничивают возможности ИГПХ в ближайшем будущем проводить какие-либо серьезные теракты в Центральной Азии.

Другая организация, имеющая корни в Узбекистане, СИД, имеет гораздо лучшие отношения с талибами. Когда ИДУ перешло на сторону ИГ в 2015 году, лидеры СИД пошли в противоположном направлении и вновь присягнули в верности эмиру талибов мулле Ахтару Мохаммаду Мансуру.[9] Кроме того, силы СИД помогли талибам разгромить афганскую армию и установить контроль над стратегической точкой на севере –  городе Мазари-Шариф.[10] За прошедшие годы СИД накопил значительное количество подготовленных бойцов, которые имеют большой опыт и навыки для совершения практически любых террористических атак. СИД приобрела мировую известность в 2004 году, когда ее члены совершили несколько терактов в Узбекистане, включая взрывы посольств США и Израиля в Ташкенте.[11] Будучи террористической организацией с корнями в Центральной Азии и историей многочисленных террористических атак, ее присутствие в Афганистане и тесные отношения с талибами, безусловно, должны беспокоить правительства Центральной Азии.

То же самое можно сказать и об ДжА, которая имеет таджикские корни. Она совершила несколько терактов в Таджикистане, в том числе подрыв автомобиля в Худжанде и перестрелку с правительственными войсками в Каратегинской долине.[12] ДжА, которую также именуют таджикскими талибами, является еще одной террористической организацией близкой к талибам. В обмен на свою помощь в разгроме афганской армии, талибы назначили ДжА ответственным за контроль над пятью северными провинциями вдоль афгано-таджикской границы, что вызвало большое беспокойство у таджикских властей.[13] Действительно, ДжА вызывает беспокойство в Центральной Азии, в частности в Таджикистане, поскольку основной целью организации является свержение правительства этой страны. СИД и ДжА имеют очень тесные связи с талибами, что свидетельствует о том, что в обозримом будущем они будут базироваться в Афганистане, где они продолжат получать поддержку для обучения их бойцов и продвижения своих террористических целей. Это, безусловно, негативно скажется на ситуации с безопасностью в регионе. Присутствие СИД и ДжА в Афганистане представляет мрачную перспективу в отношении возможного увеличения террористических атак в Центральной Азии.

Правительства Центральной Азии стреляют себе в ногу

Второй важный момент заключается в том, что у правительств Центральной Азии есть возможность влиять на формирование будущей ситуации в сфере безопасности. Многое будет зависеть от способности региональных властей диагностировать проблемы, выявлять факторы, ведущие к радикализации и насильственному экстремизму, а также разрабатывать и реализовывать набор комплексных мер по предупреждению и противодействию насильственного экстремизма (ПНЭ).

Конечно же приход талибов к власти, который экстремисты во всем мире расценивают как победу над “неверными” и воспринимают как вдохновение, безусловно, окажет свое влияние на радикалов и экстремистов в Центральной Азии. Еще до того, как талибы свергли афганское правительство, они были источником вдохновения для экстремистов в регионе, как это было в случае с доморощенной террористической организацией в Кыргызстане «Джайшул Махди», присягнувшей на верность бывшему лидеру талибов Мулле Омару.

Однако, трудно переоценить значение местного контекста, особенно при рассмотрении угрозы распространения экстремистской идеологии. Радикализация и вербовка в экстремистские организации происходят на фоне сложной социально-экономической и политической ситуации, и Центральная Азия не является исключением из этого правила. Люди в Центральной Азии – это не какие-то зомби или люди с промытыми мозгами, готовые получать команды от террористов, базирующихся в Афганистане, и совершать теракты в своих общинах. То, как правительства Центральной Азии реагируют на повседневные недовольства людей в социальной и экономической сферах, а также то, насколько комплексно они решают проблему ПНЭ, станет еще одним решающим фактором в прогнозировании частоты и интенсивности террористической деятельности в Центральной Азии.

До сих пор правительства стран Центральной Азии плохо справляются с задачей надлежащего выявления факторов радикализации и их комплексного устранения. Таким образом, не будет надуманным выводом о том, что захват Талибаном Афганистана с большей вероятностью приведет к радикализации и вербовке в экстремистские организации. Причин для такого утверждения несколько.

Во-первых, одним из основных факторов радикализации является авторитарный характер режимов в регионе и репрессивные методы, применяемые спецслужбами в отношении несанкционированных форм религиозной деятельности. Чаще всего власти путают религиозность и набожность с радикализмом и угрозой. Это привело к преследованию многих лиц, чья религиозная практика не соответствовала установленным государством рамкам того, что такое религия и как ее следует исповедовать, практике, унаследованной от крайне навязчивой и атеистической советской системы контролирования религии.

Этот фактор радикализации четко проявлен в Таджикистане и Узбекистане, хотя ситуация со свободой вероисповедания в Узбекистане, кажется, улучшается при Мирзиёеве. Речь идет о тюрьме «Жаслык» в Узбекистане, которая была закрыта в сентябре 2019 года, пенитенциарном учреждении, которое использовалось для содержания политических заключенных и тех, чье исповедание религии не соответствовало государственной интерпретации веры – они отбывали длительные сроки за религиозные убеждения. В течение многих лет Жаслык был печально известен систематичным и частым применением пыток. Кроме того, центральноазиатские режимы научились преувеличивать и манипулировать проблемой радикализации и насильственного экстремизма в своих схемах устранения политических противников.

Тюрьма “Жаслык” была построена в 1999 году и через двадцать лет была закрыта в 2019 году. (Источник: Google Earth)

Во-вторых, ни одно из государств Центральной Азии не провело реформ, которые обеспечили бы прозрачность и подотчетность государственных процессов и внедрили бы механизмы для обеспечения инклюзии и представительства всех этнических, региональных и социальных групп в политическую жизнь своих стран. Последние исследования радикализации показывают, что бедность и недостаток образования не являются основными факторами. Наоборот, более важным представляется то, доверяют ли граждане своим правительствам и видят ли они, что у них есть голос и возможность внести изменения в свои сообщества.[14] К сожалению, эти факторы в значительной степени отсутствовали при продвижении строго националистических программ национального строительства, которые исключали этнические меньшинства из процессов принятия решений. Повсеместно были установлены коррумпированные и кумовские системы правления по всей Центральной Азии, которые создали и укрепили широко распространенную несправедливость. Ни одна из национальных стратегий ПНЭ, принятых государствами Центральной Азии, не признает эти проблемы факторами радикализации и не пытается их решать.

Сочетание таких неэффективных мер ПНЭ с правлением Талибана в Афганистане, которое обещает стать еще большим источником вдохновения для радикалов в регионе в ближайшие годы, служит сигналом тревоги в отношении вероятного роста радикализации, вербовки в насильственные экстремистские организации, и, наконец, теракты.

Взаимодействие с талибами как ключ к снижению угрозы терроризма

В-третьих, уровень террористической угрозы, исходящей из Афганистана, будет определяться геополитической ситуацией и взаимодействием государств Центральной Азии и других влиятельных акторов в регионе и за его пределами с талибами. Правительства центральноазиатских государств могут формировать свою собственную ситуацию с безопасностью, постоянно взаимодействуя с талибами в политической и экономической сферах.

Не менее важно то, как региональные державы будут относиться к правлению талибов и какую политическую и экономическую поддержку они готовы оказать и стабилизировать режим, чтобы предотвратить новую гражданскую войну в Афганистане. Поскольку США, скорее всего полностью покинули Афганистан в ближайшем будущем, Россия, Китай, Иран и Пакистан станут крупнейшими игроками в новом геополитическом ландшафте, которые будут решать судьбу режима талибов и Афганистана в целом с точки зрения его превращения либо в рассадник международного терроризма или же стабильной страны, способной предоставить своим соседям гарантии безопасности.

В отличие от первого раза, когда талибы захватили Афганистан и к ним относились строго как к врагам, правительства стран Центральной Азии придерживаются совершенно иного подхода с тех пор, как талибы пришли к власти в августе 2021 года. Хотя ни одно из региональных государств официально не признало талибов, все государства Центральной Азии, кроме Таджикистана, провели переговоры с талибами и дали понять, что они заинтересованы в сотрудничестве. Туркменистан и Узбекистан особенно заинтересованы в политическом и экономическом сотрудничестве, поскольку Афганистан предоставляет им стратегические возможности для торговых и транзитных путей, соединяющих Центральную и Южную Азию. Кыргызстан и Таджикистан имеют заинтересованность в Афганистане через крупную электроэнергетическую сеть CASA-1000, которая позволит этим двум странам экспортировать электроэнергию в Афганистан и Пакистан. Узбекистан сделал ставку на то, что Афганистан поможет стране решить свою дилемму отсутствия выхода к морю, получив доступ к портам в Карачи, Пакистан, для торговых и транзитных целей. Туркменистан также заинтересован в стабильном Афганистане, поскольку проект магистрального газопровода ТАПИ (Туркменистан-Афганистан-Пакистан-Индия) позволит стране выйти на новые крупные рынки и диверсифицировать экспорт энергоресурсов.[15] Таким образом, в интересах всех этих стран Центральной Азии постоянно взаимодействовать с талибами и обеспечивать стабильность их режима.

Помимо правительств стран Центральной Азии, Россия –главный гарант безопасности Центральной Азии, и Китай, который начинает наращивать свое военное присутствие в регионе, также взаимодействуют с талибами, чтобы лучше контролировать ситуацию. Разумеется, за такое участие и поддержку талибы обещают выдавить террористические организации с территории Афганистана и не допустить, чтобы какие-либо террористические организации совершали террористические акты с афганской территории.

Однако не только взаимодействие обещает сдерживать террористические организации. У России есть две военные базы в Кыргызстане и Таджикистане. У Китая, по сути, есть военная база в Таджикистане, сейчас идет строительство второй базы.[16] Эти жесткие меры безопасности предусмотрены для сценариев, если талибы откажутся от своих обещаний и откроют двери террористическим организациям для совершения терактов в Центральной Азии. Предыдущий опыт показывает, что демонизация талибов и дистанцирование от Афганистана, скорее всего, окажут существенное отрицательное влияние на ситуацию с безопасностью. На этот раз центральноазиатские государства, поддерживаемые региональными державами, решили сотрудничать с талибами, создав себе возможность по смягчению террористических угроз, исходящих из Афганистана. Это прагматичный и многообещающий шаг, который должен сделать регион менее подверженным террористическим атакам.

Министр иностранных дел Узбекистана Абдулазиз Камилов (в центре) во время своего визита в Кабул 7 октября 2021 года. Фото: Eurasianet

Заключение и рекомендации

В заключение можно сказать, что еще слишком рано звонить в колокол и утверждать, что захват Талибаном Афганистана обязательно приведет к беспрецедентному росту террористической активности в Центральной Азии. Террористические организации, базирующиеся в Афганистане и способные совершить теракты, похоже, находятся под контролем талибов, которые не поставят под угрозу свое положение и отношения со своими северными соседями, разрешив или поддержав проведение терактов в Центральной Азии.

Политическое и экономическое взаимодействие с талибами обещает дать положительные результаты в плане установления контактов с главным игроком в стране и возобновления гарантий со стороны талибов по усмирению различных террористических организаций с прицелом на Центральную Азию. Таким образом, центральноазиатские и региональные державы обменивают экономические обязательства на гарантии безопасности с талибами.

Единственным фактором, повышающим вероятность увеличения террористических атак, является неэффективность проводимой политики центральноазиатских правительств по борьбе с радикализацией и насильственным экстремизмом. Проблема неправильно диагностирована и, следовательно, неправильно решается в течение многих лет. Вместо того, чтобы бороться с широко распространенной коррупцией, повышать прозрачность и подотчетность и формировать инклюзивные и основанные на участии методы управления, власти в Центральной Азии продолжают нарушать права человека, ограничивать гражданские свободы населения и изолировать этнические меньшинства.

В связи с этим, правительствам центральноазиатских государств следует обратить свое внимание на следующие рекомендации:

  1. Пересмотреть национальные стратегии предотвращения и противодействия насильственного экстремизма. Нынешние механизмы ПНЭ/ПНЭ в значительной степени оторваны от реальности и движущих факторов радикализации и насильственного экстремизма.
  2. Продолжать политическое и экономическое взаимодействие и сотрудничество с талибами. Это позволит следить за ситуацией в области безопасности, оказывая при этом давление для сохранения жесткого контроля над террористическими организациями, имеющими связи с Центральной Азией.
  3. Проводить политику безопасности, исходя из того, что Талибан является военной повстанческой группировкой, не имеющей предшествующих истории и опыта долговременного мирного и стабильного правления. Его лидеры, возможно, трансформировались за последние двадцать лет и могут стремиться к мирному управлению страной, но его основная часть состоит из закаленных в войне бойцов, а его территория заполнена террористическими организациями, члены которых последние двадцать лет только и делают, что ведут войну. На практике для стран Центральной Азии это означало бы усиление пограничных патрулей и расширение возможностей национальных контртеррористических агентств.

Источник: Кабар.Азия